Глава шестая
1. По белым заснеженным улицам Москвы в направлении Кремля тянутся чёрные кибитки. В каждой — красавица и её родня.
————————————
Благовещенский
собор Кремля.
Стефан Вонифатьев выходит из ризницы.
Старая женщина в богатой накидке с жаром прикладывается ко всем иконам храма, целует
изображения на стенах.
Стефан видит человека, который ставит перед образом толстую свечу, рука его
вздрагивает.
Стефан узнаёт в нём Кузьму Кузьмича, подходит к нему. Кузьма целует Стефану
руку.
Стефан (крестит его). Мир тебе, Кузьма Кузьмич!
Кузьма (хватая его за руку). Отче Стефан, пойдём ко мне. Ты давно обещался.
Стефан. Я помню, Кузьма Кузьмич. Но ты же всё занят, столько дел у тебя.
Кузьма (смотрит в сторону). Сегодня дел не будет. И завтра не будет, а, может, и послезавтра.
Стефан (тихо). Кузьма Кузьмич, что вы с Морозовым себя мучаете? Ну женится царь на ком-нибудь там! Что он после этого — головы станет рубить своим верным слугам?
Женщина
в накидке совершает земной поклон перед образом, ударяет лбом об пол, тяжело
поднимается.
Стефан узнаёт царскую няньку Федору, быстро подходит к ней.
Стефан. Матушка Феодора Ивановна, да на тебе лица нет, случилось что?
Федора. А как ты думаешь, отче Стефан? Болит у меня душа за государя нашего, Алёшеньку моего?
Стефан (ничего не понимает). Государя ждёт великая радость. — В конце концов, все же люди женятся. И он женился (указывает на Кузьму), и я женился.
Федора. Молод ты очень, Стефан Вонифатьевич. — Тебе сколько лет?
Стефан. Тридцать ровно.
Федора вздрагивает. Они с Кузьмой переглядываются.
Кузьма (тянет Стефана за собой). Пойдём ко мне, отче Стефан. Я тебя угощу, сам чего-нибудь съем.
————————————
Кузьма и
Стефан выходят на крыльцо Благовещенского собора.
Через площадь тянется вереница красавиц, предводительствуемых «повзводно» боярами.
Боярин Пушкин и князь Михаил ведут касимовских красавиц. Первой идёт Маша Барашова.
Стефан весело разглядывает девиц. Кузьма тянет его прочь.
2. У Кузьмы.
Стефан чинно закусывает за богато накрытым столом. Кузьма выпивает подряд несколько
чарок, хмелеет, с лица его сходит напряжённое выражение.
Стефан. Дался тебе этот Трофим, Кузьма Кузьмич. Он ведь простой мирянин, премудрости богословской не научен. Он мог вовсе и не разобрать, что перед ним еретики. Тем паче, этот Михайло кого угодно обморочит.
Кузьма (кивает, ухмыляясь). Это так!
Стефан. Трофим Игнатьич праведной жизнью своей известен. Бедным помогает, как никто другой.
Кузьма (оживляясь). Ещё бы ему не помогать! При его-то богатстве! Ему Прозоровский столько платит, что на царской службе не приснится. А подарки дарит — на Рождество, да на Пасху, да на день Ангела, да на день чёрта. Бедным он помогает! Да если бы таких богатых не было, бедные и не знали бы, что они бедные.
Стефан (пропускает всё это мимо ушей). Я как бы между прочим и с его отцом духовным побеседовал. И получается, что упрекнуть его просто не в чем.
Кузьма (развеселившись). Вот кого тебе надо было хватать сходу, отче Стефан. Первые еретики — всегда попы. — Уж он-то премудрости научен! И хитрости ему не занимать стать. Так он тебе, царскому духовнику, и сознается, что исповедует еретиков.
Стефан (смеётся). Ну ты хорош, Кузьма Кузьмич! Священство обличаешь, а собственную прямую службу не желаешь исполнять. — Вся Москва знает, что от тебя ничего скрыть нельзя, что у тебя повсюду глаза и уши. А Михайлу этого не ловишь. Может, у нас не только попы — еретики? Может, и ты не без греха?
Кузьма (лениво). Я же тебе в тот самый день сказал. Про Михайлу Ивáнова ещё в царствование Иоанна Грозного было известно.
Стефан. Так что о нём было известно?
Кузьма. Всё то же, что и теперь. Что лет ему незнамо сколько, что ходит по воде, и всё в таком же роде. Неужели ты думаешь, отче Стефан, что за все эти годы его так-таки изловить не пытались? А может быть, всё же пытались? — А что с ним делать прикажешь, если его изловить? — Убить? Сжечь? — Чтобы он опять где-нибудь объявился? — Или ты думаешь, что такого никогда не бывало? — Думаешь, такого не бывало, потому что не слыхал никогда. — И про Михайлу ты бы не услыхал, а я бы никогда не вспомнил, если бы Ерофей Петров не проворовался и не пошёл бы доносить на свою голову.
Стефан (покачивая головой). Ты запомнил, как его звали.
Кузьма. И как звали запомнил, и день и час, когда приходил. И в какой день светлый князь Симеон Васильевич с Михайлой беседу имел, тоже знаю и помню. Такая моя служба. Всё знать и всё помнить. — А всем другим лучше ничего такого не знать. О чём никто не знает, того будто бы и нет вовсе. — Или ты этому Михайле славы желаешь? Так кто же из нас еретик?
Стефан доволен шуткой Кузьмы. За окном слышится стук копыт и колёс. Стефан подходит к окну, видит вереницу кибиток.
Стефан. Разъезжаются наши красавицы.
Кузьма (совсем тихо). Счастливые.
Стефан. Пойду-ка я узнаю, кого выбрали.
Кузьма (тоскливо). Да не всё ли равно. — Если бы ты мог узнать, кого царь выберет. (Осушает ещё одну чарку, потом ещё одну.) Скажи, протопоп, как быть, когда человек зло творит, а сам его вовсе не желает? Он добра желает. А зло — оно ему дорогу перешло, оно само напросилось. Как тут быть?
Стефан (сухо). На то заповеди даны, чтобы различать между добром и злом. (Подходит к нему близко, говорит тихо) Ну что ты себя мучаешь, Кузьма Кузьмич? Разве много таких умных, как ты, таких даровитых? Неужели твоей службой пренебречь можно?
Кузьма. Молодой ты ещё, Стефан! — Иди, узнавай, что там делается. (Вслед ему) Счастливый.
3. Андрей медленно идёт к дому, где остановились Барашовы.
————————————
Едет
кибитка Барашовых. В ней мать, Маша, Захар и Софья.
Маша, закусив губу, еле сдерживает слёзы. Софья и Захар подчёркнуто безразличны.
Барашова. А эти две княжны ничуть не лучше всех остальных. И младшая Милославская — тоже ничего особенного.
————————————
Барашовы
выходят из кибитки, входят в дом.
Следом подходит Андрей, поднимается на крыльцо.
————————————
В доме.
Маша разражается рыданиями.
Софья. Маша, тебе не совестно?
Маша. Да я не потому! — Но ведь стыд какой! Выставили за дверь как последнюю уродину. — А Пушкин этот, подлец, даже не оглянулся! Чтоб ему подохнуть!
В комнату
входит служанка, что-то тихо говорит Захару, тот выходит и возвращается с
Андреем. Маша продолжает рыдать.
Андрей, поклонившись Софье и Барашовой, растерянно смотрит на рыдающую Машу.
Захар (жалостливо). Ну причём тут красота? Ясное дело, что бояре сродственниц своих выбирали.
Андрей (подхватывает). Ну конечно, разве же дело в красоте?
Маша (взрываясь). Фимку-то вашу выбрали! (Уходит быстро в другую комнату.)
Мать бежит следом за Машей, грозит ей кулаком, показывает пальцем на лоб. Затем Барашова возвращается обратно.
Барашова (нараспев). Андрей Иванович!
В комнате пусто.
————————————
Андрей тёмными улицами бредёт домой.
4. Дом
Корионовых.
Всеволожский, Евдокия и Аграфена в молчании подъезжают к дому. Так же молча и
понуро входят в дом. Им навстречу Афанасий.
Афанасий (вскрикивает). А Фима где?
Аграфена. Там осталась. Мы за нею поедем попозже. — Выбрали её вместе с другими. А сейчас их старые боярыни в баню повели, осматривать будут.
Афанасий (хватаясь за голову). Господи! Господи!
Аграфена (резко). Петрович! Пройди-ка сюда, будь так добр.
Афанасий и Аграфена выходят за дверь.
————————————
Аграфена (шёпотом). Перестань ты причитать, прошу тебя! Они и так ни живы ни мертвы. — А потом ещё, родня роднёй, а что подумать могут? Что ты наговариваешь, что позавидовал. У тебя вон у самого трое дочерей.
Афанасий. Мне плевать, кто что подумает. Я за девоньку боюсь!..
Аграфена, не слушая его, резко возвращается обратно.
————————————
Аграфена. Дунюшка, Иван! Нам надо непременно выпить по капельке. Мы так намёрзлись. А уж потом перехватим что-нибудь.
Всеволожский (неживым голосом). Да уж, намёрзлись.
Аграфена. Чего ждёшь, Малаша? Что на стол не собираешь?
Входит Андрей.
Евдокия (так же, как Всеволожский). Андрей, Фиму выбрали царю показывать.
Андрей (холодно). Я знаю. (Уходит к себе.)
Евдокия. Совсем ему нас не жалко.
————————————
Андрей один у себя.
————————————
Аграфена, Иван и Евдокия сидят молча, убивают время. Афанасий нервно прохаживается по горнице.
Афанасий. Ну что, пора вам ехать! Чего вы ждёте?
Аграфена. Так мы же знаем, когда нам выезжать. Опять там, что ли, мёрзнуть?
Всеволожский. Я, как смотрины завершатся, в тот же день к себе уеду. И ни про какое сватовство даже слушать не буду. Хочет Фимка в девках сидеть, пускай сидит.
Евдокия. Уедем, уедем, Иван Родионыч! Устали мы здесь, и все от нас устали.
5. Андрей выходит из своей горницы, поднимается по лестнице, открывает дверь в светёлку Василия.
Василий. Ну что, надоело горевать?
Андрей. Я не горюю, мне просто непривычно, пусто как-то. Я ведь столько времени этим жил…
Василий. Лет тебе мало, у тебя каждый месяц длиннее года тянется. ( — ) Так с каждым бывает, пока он во времени обживается. А когда обживётся, привыкнет к нему, и помчится оно, как стремнина, — глядишь, весь срок его жизни уже вышел. А чему за этот срок научился?..
Андрей. Я порой думаю: если понять, как время устроено, очень многое тогда можно понять. — Ты погляди, Василий Матвеич, приди я туда часом позже, ничего бы этого не застал. — Вся наша жизнь, наверное, по часам расписана, хорошо бы научиться правильно читать.
Василий. Вот и начинай учиться!
Андрей. Мне так видится, что в Касимове мне больше не жить. Что мне там делать? ( — ) И к Захару теперь путь заказан. Вот это обидней всего.
Василий. Не горюй о нём. Когда-нибудь да повстречаетесь. Ты только не торопись.
Андрей (улыбаясь). Для этого надо стать таким, как ты. Я уже приметил, что ты никогда не торопишься.
Василий (хитро улыбаясь). Я старый, для меня время вскачь несётся. — А знаешь, что должен делать путник, когда завидит, что по дороге кони мчатся? Он должен посторониться и переждать, пока они пронесутся.
Андрей (прислушивается). Кажется, наши за Фимкой поехали.
Василий. Пойдём-ка мы с тобой к Афанасию Петровичу. Он себе места не находит.
Андрей. Пойдём, расскажу ему, как я у Барашовых побывал. Какое ни есть, а развлечение.
6. Царь и царевны.
Алексей. Ну что, государыни-царевны, наш уговор помните?
Царевны (наперебой). Помним, помним!
Алексей. Исполните царскую службу?
Царевны (дружно кланяясь в пояс). Всё исполним, царь-батюшка.
Алексей. Значит, сделаем так. Я поначалу за занавесью стану, и оттуда постараюсь их и рассмотреть, и подслушать, если удастся. Ну понятно, когда кто говорит, его виднее. — А уже потом выйду с музыкантами и посмотрю поближе. Но ты смотри, Ирина Михайловна, если тебе какая из них уж очень глупой покажется, ты не умолчи ради брата своего.
Ирина. Алёшенька, голубчик мой, мы же всех этих девиц, кроме приезжей касимовской, хорошо знаем. Все собой хороши, все скромны и вполне разумны, насколько девица таких лет может быть разумной. Царя Соломона среди них искать не следует.
Татьяна (внезапно). По правде сказать, из всех самая умная — это Катя Алферьева.
Анна. Да она и самая красивая.
Ирина (резко). Замолчите сейчас же! Это царю решать, кто самая красивая. — Ну потерпи, мой ангел, мало осталось. Завтра посмотришь, а потом ещё день будет, чтобы обдумать и посоветоваться, если что. Иди-ка примерять музыкантское платье, а то ещё выдашь себя и сам же огорчишься.
————————————
Царевны без Алексея.
Ирина (набрасывается на сестёр). Ну что вы вылезли с вашей Катькой?
Анна. Не выдержали.
Ирина. Я тоже еле держусь. Внутри всё клокочет. — Что нас ждёт?
Татьяна. Морозов нас ждёт. Со своими Милославскими. Обеими сразу.
Ирина. Нет, на Милославской Алёшка жениться не захочет. Это как Божий день. — Может, она у Морозова вообще для отвода глаз? Может, он совсем другую подсунуть нам хочет?
Татьяна (смеётся). Ох нет, он не такой умный! До этого только ты додуматься могла.
Ирина. Да, видать, не такой умный, если царь сумел его перехитрить. (Тяжело вздыхает.) Для подлости и злодейства большого ума не требуется. О Господи, помилуй нас грешных. — Аннушка, немедля иди спать. Ты Бог знает на кого похожа стала.
————————————
Ирина и Татьяна вдвоём.
Ирина. Ну, ежели пресветлая боярыня Годунова захочет кого отравить на нашем пиру, то нам с тобой, Михайловна, будет большой срам.
Татьяна. Нет, не будет. Уж если она захочет кого отравить, так это нас с тобой.
Обе хохочут.
Татьяна. Да, весело нам живётся.
Ирина. На то мы и царские дочери, чтоб нам весело жилось.
7. Покои
царя.
Федора за рукодельем. Быстрым шагом входит Алексей.
Алексей. Нянька, а ну поди-ка сюда. Ты ведь всех знаешь. Говори, кто такая Алферьева? Чья она?
Федора (неуверенно). Боярина Алферьева дочь.
Алексей (насмешливо). Да ну? Про это я и сам догадался. Давай, говори, чья она?
Федора (так же). Мать её рождённая княжна Вяземская.
Алексей. Ага. А старая княгиня Вяземская у нас кто? Чья крёстная?
Федора. Царевны Анны. — Она старуха мудрая, её Ирина Михайловна больше всех почитает.
Алексей. Я уже это понял. Ай да мои сестрички. Знать, не скучают они в своём тереме. И от других не отстают.
Федора (падая на колени). Алёшенька, ты на них дурно не думай! Катя Алферьева на Москве первая красавица. Но Милославская ничуть её не хуже. Ты Милославскую бери. И тебе будет хорошо, и во всём будет мир и покой.
Алексей. Хватит про Милославскую, слышишь?! Я больше не могу! Ей-богу, я не удивлюсь, если Парфентий станет её расхваливать! (Берёт кота на руки.) Нет, ты не станешь, Парфентий, у тебя совесть есть, не то что у этих.
Федора. Алёшенька, ты меня послушай…
Алексей. Я сказал — хватит. Вы добьётесь, что я её просто возненавижу. Вы просто спятили. И ты — первая. Я не пойму, Федора, тебе-то что? Ты что, тоже собираешься должности раздавать?
Федора. Алёшенька, родной, мне кроме твоего счастья ничего не надо…
Алексей. Я тоже так думал, а выходит, что тебе дороже эта грызня.
Федора (терпеливо). Алёшенька, грызня — это то, что в простой избе бывает. Там двери закроешь — и никому дела нет. Свои собаки грызутся — чужая не приставай. А когда в царском тереме раздоры идут, то вокруг вся земля загореться может. Кто Смутное время помнит… (Прижимает руку к щеке.) Это же ад кромешный, что мы пережили… Ох, что было! Люди человечье мясо ели. У меня вся семья от голода погибла. И я бы померла, кабы бабка твоя, Царствие ей небесное, не взяла меня в услужение. А потом в Костроме как мы натерпелись! День и ночь за жизнь отца твоего дрожали. Мне и по сей день в каждом углу убийцы видятся.
Алексей. Хватит меня стращать Смутным временем! Тогда царя законного не было, оттого и смута пошла. А я тут зачем, хотел бы я знать? Я царь — или кто?
Федора, опустив голову, кусает губы.
Алексей (продолжает). Да будь на свете один ещё православный
государь, настоящий, понимаешь, у которого сила есть, войско есть, разве стал
бы я раздумывать? Да я бы на любой его сродственнице женился, хоть на уродине.
Соединили бы войска и пошли бы Царьград освобождать. Ради славы Божьей можно
своим счастьем поступиться.
Но Бог по-другому судил.
Федора (тихо). На Него вся надежда, только на Него! Кто ещё нам поможет?
Алексей. Я ведь не дитя малое, Федора! Я уже давно не дитя. Мало, что ли, тут девок толпится? У тебя одной сколько прислужниц! — И все красавицы, в терема некрасивых не берут. И кто из них не желал бы царской полюбовницей стать? — А я хоть раз к кому прикоснулся? Они мне не нужны, «юницы, имже несть числа». Я царь! Моя душа принадлежит мне! Я туда абы кого не впущу.
Федора. Алёшенька, да что же ты, с одного поглядения душу увидеть сможешь?
Алексей. Это моё дело! Я знаю, что и как! Этот выбор я затеял. И я сам его сделаю.
8. Царь и Прозоровский играют в шахматы.
Прозоровский (забирая фигуру). Ты, государь, сегодня ещё хуже моего играешь.
Алексей. Мне простительно. — А вот своего старого дядьку я всё-таки обыграл. — Он ведь на что рассчитывал? Что я в этой толпе девиц обалдею и, в конце концов, только ту разгляжу, какую он мне подсунет. А я свою затею до последнего часа втайне держал. И очень она Борису Ивановичу не понравилась. — Кстати, отец твой ничего не говорил? Кто там, на его взгляд, лучше всех?
Прозоровский. Нет, он ничего не говорил.
Алексей. Врёшь небось. Так-таки ничего не говорил?
Прозоровский. Ну хорошо, говорил.
Алексей. Кто?
Прозоровский. Милославская Мария Ильинишна.
Алексей. Убью-у-у! (Прозоровский хохочет.) — Послушай, Сергий, давай-ка ты тоже оденешься музыкантом и пойдёшь сегодня со мной к царевнам…
Прозоровский (резко перебивает). Нет, я туда не пойду!..
Алексей (по-царски поднимая брови). То есть как это так?
Прозоровский. Ну я там… я тебе там всё напорчу. Княжна Пронская мне сестра двоюродная, она меня признает сразу и хохотать начнёт. Она смешливая. Тогда и все остальные догадаются.
Раздаётся звон часов. Прозоровский подходит к окну, смотрит во двор, двор пуст. Затем во дворе появляются Ванятка и Фёдор Ртищев. Идут в обнимку, оба хохочут.
Прозоровский. Вон Ванятка Федю Ртищева сюда ведёт. С ним и иди.
Алексей. Да уж, Федя Ртищев совсем на музыканта не похож.
Входят Ртищев и Ванятка.
Ванятка. А Федина матушка вчера красавиц наших избранных в баню водила. До сих пор от восхищения в себя прийти не может. Святую водицу глоточками пьёт.
Алексей. А что рассказывает?
Ртищев (почтительно-наставительно). Ты прости меня, государь, но как же ты себе это представляешь? Что матушка моя Антонида Фёдоровна станет своему взрослому сыну рассказывать, как наша будущая государыня в бане выглядит?
Алексей (смущённо). Но они же потом оделись. Они же лица свои в бане не оставили.
Ванятка. Лица смылись вместе с краской.
Прозоровский. Там никому краситься не разрешалось.
Ртищев. На лица сам будешь смотреть. — Какую выберешь, та и будет самая красивая. — А потом мне придётся жениться, и уже по матушкиному выбору. — (Прозоровскому) А твои, князь, тебя женить не собираются?
Прозоровский. Мне не к спеху. — Я тебя на три года моложе.
Ртищев. Не на три, а на два.
Алексей. Два года восемь месяцев — это всё равно что три.
Ванятка. Зря ты отказываешься, Сергеюшка! Ведь целых пять красавиц зазря пропадают. Не за окошко же их побросать.
Алексей. Уже не пять, а четыре.
Ванятка (тыча пальцем в Ртищева). А, так значит одну он берёт; вторую — я, третью (вращает глазами и мычит) м-м-м, а ещё двоих в бочку засолим, впрок, на всякий случай.
Алексей. Что-то я не понял, куда ты третью подевал?
Ванятка (отползая подальше от царя). Борис Иванычу. Он ведь у нас вдовый.
Алексей (грозя рукой). И загодя сбежал, скотина!
Ртищев (меняя тему). А что это князь Прозоровский сегодня не такой, как всегда? Ты, часом, не заболел?
Прозоровский. Зуб ноет.
Алексей (деловито). Зуб или десна? Если десна, то дубовой корой полоскать надо. А зуб хорошо чесноком, или аиром болотным на водке.
Прозоровский. Да мне уже легче. Приду домой, возьму что-нибудь у Трофима. Он по этой части знаток.
Ванятка подползает обратно, обнимает ногу Алексея.
Ванятка. А у нас царь-батюшка сам всё знает и всё умеет. (Прижимается щекой к царскому сапогу.) Он мне однажды ухо порвал, а после сам примочками вылечил.
————————————
Терем
царевен.
Анна, печальная, стоит у своего окошка. Уже темнеет, она уходит, опустив
голову.
————————————
Прозоровский
во дворе.
Смотрит вверх на окошко.
Слуга суетится вокруг его коня, заново прилаживает сбрую, проверяет, всё ли в
порядке.
В окне никого нет. Прозоровский садится на коня и уезжает.
9. Кабинет
Морозова.
Морозов за столом правой рукой машинально перекладывает бумаги, левой рукой барабанит
по столу. Входит Назар Чистой.
Чистой. Ты всё скучаешь, Борис Иванович? Вот, развеселись немного. Богдан Хмельницкий опять пишет к нам с просьбой.
Морозов. Денег хочет?
Чистой. Нет, нашего с тобой благословения.
Морозов. Хотел бы я знать, куда он деньги девает. Золотом, что ли, коней своих кормит?
Чистой. Золотом — не золотом, но чем-то кормить их надо.
Морозов. Ладно, лишних два дня потерпит. Сейчас не до того. Пускай выбор царский состоится, тогда разберёмся со всем остальным. Будем хотя бы знать, на чём сидим, куда едем.
Чистой. Если государь наш столько раз выбирать будет, сколько его отец выбирал, то в казне не то что на Малороссию, а на Москву денег не останется.
Морозов (кричит). Замолчи ты,
не каркай! Не приведи Господь такому случиться! (Берёт себя в руки.)
Но я молюсь денно и нощно, чтобы государь сделал правильный выбор. Ему ведь не
девка в постели нужна, а царица.
Чистой. Я за него решать не могу. Мне бы любая из них сгодилась. — Эх, нашлось бы там за кем-нибудь приданое, тысяч так в пятьсот!
Морозов. Ну что ты заладил с этими деньгами. — Вот, налог на соль давно не повышали. Это сразу большие деньги.
Чистой (испуганно). Борис Иваныч! Налог на соль — это налог на всё. Народ нас в клочья разорвёт.
Морозов (с отчаянием). А я, Назар, народа не боюсь. Мне уже поздно его бояться.
10. Перед
домом Корионовых.
Боярин Пушкин и князь Тенишев усаживают Фиму в роскошный возок. Евдокия, Всеволожский
и Аграфена её провожают.
Евдокия (как во сне). Впервые в жизни Фимушку от себя отпускаю. И куда? К царевнам!
Пушкин. Евдокия Никитишна, матушка моя! Мы её как драгоценность величайшую будем охранять и возвратим вам целую и невредимую.
Фима ласково улыбается Пушкину и князю как старым друзьям.
Тенишев. Государь пусть кого хочет выбирает, но наша красавица самая несравненная.
Возок отъезжает.
Аграфена. Завтра мы там все должны быть. Мало ли что случится. Пойдём, Родионыч, будем тебя наряжать, чтобы в грязь лицом не ударить.
————————————
Терем
царевен.
Бояре передают красавиц Верховым боярыням. Годунова при виде Фимы меняется в
лице. Девушек ведут дворцовыми переходами, вводят в приёмную царевен.
Поклоны, представление и прочее.
Ирина (усаживая рядом с собой Милославских). Голубушки мои, вот мы и снова свиделись. Я и не сомневалась, что вскорости увидимся. Машенька ещё краше стала, но и Аннушка от неё не отстаёт.
————————————
Алексей, стоя за занавесом, в прорезь рассматривает девиц. Он видит Фиму. Закрывает глаза, словно запоминая её. Опять открывает глаза.
————————————
Царевна Анна подходит к Фиме, зовёт её с собой, усаживает в стороне от остальных.
Анна. Дай-ка я тебя заслоню, а то все на тебя глазеют. Устала, небось, касимовская красавица?
Фима (смущённо). Благодарю тебя, государыня Анна Михайловна.
Анна. Расскажи-ка о себе. Кто ещё есть у твоих отца-матери?
Фима. Есть у меня брат. Андреем зовут.
Анна. Старший, младший?
Фима. На два года меня старше.
Анна. Любит тебя?
Фима. Да, он доброты необыкновенной.
Анна. И родители живы. Счастливая. А мы вот круглые сироты.
Фима. Вам теперь государь вместо отца.
Анна (нахмурясь). Государь из нас самый младший. Как он может быть нам отцом?
Фима. Прости меня, царевна, я глупость сказала.
Появляются музыканты, один из них Алексей. Он усаживается так, чтобы быть поближе к Фиме. Смотрит на неё, не отрываясь, еле прикасаясь к струнам гуслей.
Фима замечает его и вскрикивает. Она хочет встать, Анна усаживает её обратно и с улыбкой кивает. Фима и Алексей безмолвно разговаривают друг с другом.
Анна
Милославская замечает что-то неладное и вперяет взгляд в музыканта и Фиму.
Царевна Татьяна, сладко улыбаясь, становится так, чтобы заслонить их от Милославской.
Фима и Алексей продолжают свой безмолвный разговор.
Фима закрывает глаза, по щекам её текут слёзы. Алексей счастлив.
11. Пушкин и
князь Михаил усаживают Фиму в возок и везут обратно.
Лицо Фимы. Она то закрывает, то открывает глаза. Перед ней всё время возникает
лицо царя.
————————————
Пушкин и
князь передают Фиму родным. Она совершенно спокойна, но погружена в себя.
Фима смотрит на Андрея «говорящим» взглядом. Он следует за ней в её горницу.
Фима. Андрей! Я видела его.
Андрей (как бы не понимая). Кого?
Фима. Царя. Я его узнала, и он меня узнал. Это он.
Андрей (нехотя). Кто?
Фима. Я тебе говорила. Я тебе про него говорила.
Андрей. Он что же, так открыто невест высматривал?
Фима (с досадой). Он музыкантом переоделся, но я его узнала. (Тяжело дыша) Он меня тоже узнал. Ты его завтра увидишь. Ты же поедешь с нами?
Андрей. Я хотел дома остаться…
Фима. Андрей!
Андрей. Ну конечно, поеду. — Ты ложись спать, Фимушка, ты так замучилась.
Фима. Я не буду ложиться. — Позови ко мне Настасью. Мне нужны новые ленты, мне много чего нужно.
Андрей (с большой охотой). Сейчас я её позову.
Фима. Ты его полюбишь, Андрей. И он тебя будет любить. (Андрей выскальзывает.) Он же наш брат.
————————————
Настасья Порфирьевна спешит к Фиме. Андрей поднимается по лестнице.
————————————
Афанасий и Аграфена у себя.
Аграфена. Петрович, ты свой кафтан с шитьём давно не надевал. Может, примеришь? Вдруг чего переставить надо.
Афанасий. Не надо.
Аграфена (испуганно). Ты что, не поедешь с нами?
Афанасий. Нет, я в царские палаты не ходок. Я такой хороший, меня там сглазить могут.
Аграфена. Молчу. Я молчу. — Но ты тогда хоть больным прикинься.
Афанасий. С превеликим удовольствием.
12. Андрей вбегает к Василию.
Андрей. Василий Матвеич! Там Фимка то ли рехнулась, то ли что! По-моему, ей снится, что царь её завтра выберет. (Василий молчит.) Ты ничего не говоришь! Так что же мне думать?
Василий. Тебе известно, в чьих руках твоя жизнь? (Андрей опускает голову.) Божии невольники не печалятся.
Андрей. Боярина Морозова весь народ проклинает. Он царю дядька, ближний человек. Неужели царь совсем не такой? Фимка там невесть что говорит. Да ей всё это снится.
Василий. Я тебе говорил, и опять скажу — увидишь много чудесного.
Андрей (вконец расстроенный). Я-то думал, ты про своих друзей говоришь, про людей Божьих. Мне Афанасий потихоньку такого порассказал! А можно мне их увидеть?
Василий (чуть улыбаясь). Увидишь, если зрения хватит.
Андрей (сразу меняя тон). А это как?
Василий. А кто обещал, что будет учиться терпению?
Андрей. Но Фима сестра мне родная… Не могу же я ей пожелать… (Он осекается.) И к Морозову в кумовья не хочу.
Василий. Положись на Того, для Кого невозможного нет.
Андрей. Полагаюсь.
13. У царя.
Алексей сидит на возвышении. Перед ним стоят шестеро бояр.
Алексей. Всех благодарю за службу. Девицы, вами избранные, все как одна красавицы. Рад был услышать, что родители их благочестивы и верные слуги государю своему. (Встаёт.) Все свободны до завтрашнего утра.
————————————
Морозов провожает царя до его опочивальни.
Морозов (не выдерживая). Так ты решил или нет ещё, Алёшенька, соколик мой ненаглядный?
Алексей. Я думаю, Иваныч, думаю. С одного взгляда не решишь. Я и завтра на них погляжу хорошенько. А сейчас спать хочу смертельно. Утром встану, ещё подумаю.
Морозов помогает царю раздеться. Тот ложится, накрывается одеялом с головой. Морозову ничего не остаётся, как уйти.
В спальню чуть слышно входит Федора.
Алексей сдёргивает с лица одеяло, садится.
Федора (шёпотом). Ну что, голубчик мой, высмотрел свою суженую?
Алексей (также шёпотом). Да! Я её сразу узнал, и она меня узнала. Тебе этого не понять. Но ты завтра её увидишь. Её зовут Евфимия. По-гречески Евфимия значит «прекрасная», или что-то в этом роде, надо будет у Стефана спросить. Ты представляешь, она только родилась, а уже словно знали, что будет несравненная красавица. — Федорушка, ты за меня молись, молись! Я даже поверить не могу своему счастью.
Федора (крестит его). Ты спи, моё дитятко. Спи, засыпай. Не тревожься ни о чём.
14. В доме
Корионовых.
Фима сидит, поджав ноги, на постели, прислонившись к стене. Входит Алексей в
обыкновенной белой рубахе, берёт её за руку и уводит с собой.
Фима и Алексей идут огромным садом цветущих яблонь по дорожке, в конце которой
видна церковь. Фима и Алексей подходят к церкви, начинают подниматься по ступеням.
Лестница всё удлиняется, церковь уходит всё выше и выше.
Наконец, они достигают верхней ступеньки, смотрят вниз.
Далеко внизу расстилается огромный город.
В дверях храма появляется священник.
Фима поднимает на него глаза и узнаёт отца Николу.
Алексей целует Фиму и просыпается. Через окно доносится звон колоколов.
