Milagroso

Глава первая

I

Тирсо! Друг мой! Как прекрасно
На земле опять родиться —
Это небо увидать,
Этим солнцем насладиться.

Только звезды по ночам
Вызывают подозренье —
Он такими их не помнит.
Не обман ли зренья?

А какие ходят здесь
Удивительные звери!
А какие птицы здесь
Распускают перья!

Крест над церковью блестит,
Черепицей крыты крыши —
Но и церковь, и дома
Быть должны гораздо выше?!

Разобраться в этом деле
Вряд ли кто ему поможет.
Он бы рад спросить у старших —
Сформулировать не может.

Но зато он знает всех,
Поименно, пофамильно,
Потому-то все селенье,
Вся Севилья-де-Ла-Плата[1],
На него глядит умильно.

Знает он, что у Арманды
Старший брат живет в Сант-Яго.
А работа — хуже нету,
Надрывается бедняга!

Что зовет Энрике папой
Своего родного деда,
А отец его уехал —
И пропал бесследно.

А у пьяницы Хосе
Дядюшка родной — епископ,
Но паршивца он к себе
Не подпустит и на выстрел.

Как он складно рассуждает
На глазах всего народа,
Как он вывески читает!
А ему всего три года!

Мальчик вырастет большим,
Станет важным и богатым.
И не кем-нибудь он станет —
Адвокатом! Адвокатом!

Все селенье будет им
Восхищаться и гордиться,
Всем знакомый адвокат
Пригодится.

II

Вот проходит десять лет,
И епископ Сантильяна
Говорит: неприменимо
Для учебы слово «рано».
И он с радостью поможет
Выбрать университет.

Земляки — почти родня,
Так что нечего смущаться.
Не сюрприз, а просто праздник
Эта встреча для меня.
Да, не то что наш Хосе,
Безобразник!

Вот теперь-то пригодится
Все, что дедушка сберег,
Все, что бабушка скопила
За весьма изрядный срок.
И не зря же, наконец,
Промышляли папа с мамой
Шерстью ласковых овец
И голубки ламы.

Все старались не напрасно,
Каждый песо в ход пойдет,
Чтобы он себе учился
И не знал других забот.

Скоро будет вся Севилья
С наслажденьем обсуждать,
Сколько стоит в Вашингтоне
Микрофильмы заказать.

Потому что он с такой
Скоростью читает,
Что уже в столице книг
Не хватает.

…………………………………

Что же ищет в стольких книгах
Наш прилежный ученик?
Руководство к постиженью
Бесконечной Книги Книг.

А пока листает Тирсо,
Как любимейший роман,
Три главы из этой книги:
Город, небо, океан.

Это чтенье — вне программы,
Но епископ Сантильяна,
Наблюдающий за ним,
Благодушен и терпим.

Благочестия  пример,
Сам, отнюдь не лицемер,
Не скрывает, что в монахи
Потому лишь он пошел,
Что иных путей в науку
Сын бедняцкий не нашел.

Он почтительно воздал
Дань Фоме и Августину,
Но Америка Латина —
Эта дивная страна
(Нам ее вручил Всевышний,
Папской буллой подкрепивши) —
Так загадками полна
И хранит такие тайны,
Что на поиски разгадок
Жизнь уйдет (и не одна!),
А ему без этих тайн —
Видит Бог! — и хлеб не сладок.

— И венец моих мечтаний,
Чтоб любимый ученик
Результаты изысканий
Приумножил
И достиг
Той вершины, где ольмеки,
Инки, майя и ацтеки,
Выражаясь фигурально,
Припадут к его ногам
И свои раскроют тайны,
Чтоб утраченные знанья
Вновь доступны стали нам.

— А его любовь к театру! —
Все мы грешны, донья Марта!
Видно, справиться не в силах
Он с испанской кровью в жилах.

И по этой же причине
Вряд ли запретить смогу
Я
Потомку мореходов
Солнца Божьего восходы
Наблюдать на берегу.

Но поверьте, дон Аугусто,
Лишь возвышенные чувства
Сына вашего влекут
В разношерстые кварталы,
Облепившие причалы
(В них сирот из разных стран
Нам подкинул океан).

Но да будет вам известно,
Важен человек — не место.
Можно пропадать в порту,
И морально, и телесно
Сохраняя чистоту.

Он у нас душой — поэт!..

А прошло уже пять лет,
Как он учится в столице,
Только матери с отцом
Непонятно, что творится
А верней — что он скрывает
За своим таким открытым
И сияющим лицом.

Лишних денег он не просит,
Джинсы вытертые носит,
Любит кофе и бананы.
Говорит, что этой пищей
Можно накормить всех нищих.
А о будущем своем
Выражается туманно —

Что ни спросишь, отвечает,
Что Господь ему поможет,
А наука и карьера
Вовсе не одно и то же.

И что очень всех смущает
И, признаться, огорчает —
Разговоры о богатстве
Ненавидит он до дрожи.

— Вообще, его послушать —
Надо всем поменьше кушать! —
Головой качает дед.
— Он, клянусь Христовой кровью,
В нищие себя готовит!
Вот на что ушли пять лет!

Среди этих огорчений
Утешенье и лекарство,
Что дальнейшее ученье
Обеспечит государство.

— Мы хоть что-нибудь отложим,
Ну, конечно, для него же! —
Говорит отец, нахмурясь.
— Но епископ, видит Бог,
Недостаточно с ним строг!
На его любую дурость
Объясненье он находит.
Ну скажи на милость, мать,
Как твой Тирсо ухитрился
Старика околдовать?

Он ведь даже на прощанье
Намекнул на завещанье.
Значит, что у нас выходит?
Денежки его не все
Дуралей пропьет Хосе?

…………………………………

Перед новым расставаньем
По Севилье Тирсо бродит,
Но сочувствия ни в ком
Он, конечно, не находит.

Да, никто уже не рвется
Этим парнем восхищаться —
Все теперь на чудака
Подозрительно косятся.

А еще припоминают,
Что годочков эдак в пять
От стены Распятье в церкви
Он пытался отодрать.

Этот день запомнил Тирсо
Лучше всех вас вместе взятых —
Не напрасно вы гордились
(И приезжие дивились!) —
Совершенно как живой
На стене страдал Распятый.

— Но ему же очень больно!

А они и в ус не дуют!
А они еще довольны —
Гвозди ржавые целуют!

Мальчик бросился Распятье
Отдирать, что было силы.
— Пусть один я в целом мире,
Я спасу тебя, мой милый!

Дурачка схватив в охапку,
Мать из церкви вылетает!..
И рыдающего Тирсо
Вся Севилья утешает:
— Ах ты бедный, ах ты глупый!
Скоро вырастешь, поймешь —
Он за нас с тобой страдает.

А наутро сотрясали
Воздух вопли и проклятья —
Ведь гордилась вся округа
Замечательным распятьем.

Все без слов понятно было —
Вместе с ним бесшумно смылись
Два синьора-уругвайца,
Что у нас подзагостились.

— Чтоб их громом поразило!
Чтоб мерзавцам было пусто!
Ах, не зря вчера так плакал
Ваш сыночек, дон Аугусто!

Да, конечно же, не зря!
Но зато теперь не плачет,
Потому что только Тирсо
Знает, что все это значит.

Потому что ночью Тирсо
Из окошка вылез в сад
(Бог оттуда слышит лучше!),
На колени опустился
И отчаянно молился,
Чтобы бедного Иисуса
Никогда никто не мучил.

— Ты ведь можешь все на свете!
Забери его оттуда!
Обещаю — никому
Я рассказывать не буду!

И не буду ни за что
Делать ничего такого,
Чтобы бедному Иисусу
Не пришлось распяться снова.

И с тех пор не допустил он
Ни малейшего сомненья
В том, что это было чудо,
А не просто совпаденье.


Глава вторая

I

Шесть персонажей смотрят вокруг обалдело.
Шесть персонажей ищут тебя, Пиранделло.
Ищут — не могут найти. Отзовись же!
Что ж ты покинул своих персонажей, Луиджи?

Шесть персонажей,
Двенадцать и двадцать четыре,
Шесть миллиардов,
Заброшенных в призрачном мире,
Ищут того, кто судьбу их придумал,
Душу и тело,
И не находят и плачут.
И горше всех ты, Пиранделло!..

…………………………………

Что это — жизнь
Или вязкая пестрая смерть?
Голосом дивным я наделен
И нечего петь.
Только кричать остается мне
Криком истошным.
В страшную бездну
Без цели и смысла я брошен.

Снится порой —
Ты Вселенную целую
В силах обнять —
А наяву не уверен в том,
Где ты и как тебя звать.

Все же смогла бесконечность
В клетке грудной уместиться…
А бытие за пределами клетки
Двоится… Слоится…
Мальчик у школьной доски…
Путник,
Тонущий в снежном заносе…
Генрих Четвертый
Стоит на коленях в Каноссе…

Как же тебя не жалеть! Как о тебе не молиться!
Слышу и слышу твой голос,
Тела лишенная птица.

Ищешь дорогу назад?
Негде тебе поселиться?
Так поживи у меня, я готов
Сердцем с тобой поделиться.

…………………………………

— …Неужели отыскалась
Эта старая книжонка?
Я купил ее, когда
Был, как ты, почти ребенком.

Пиранделло до войны
Был у нас в великой моде.
Все пытались — даже я —
Сочинять в подобном роде.

Но война разворотила
Наши мысли, наши чувства!
Их вернуть в благое русло,
Укрепить душевный мир
Помогли нам Алигьери
И Сервантес, и Шекспир,
А не это, извиняюсь,
Декадентское искусство.

Нет, конечно, диалоги
Он выстраивал отлично,
Но его субъективизм
За пределами приличья.

Но на эти инвективы
Говорит смиренно Тирсо:
— Я вполне согласен с вами,
Уважаемый епископ.
Да, когда душа поэта
Вся изглодана сомненьем,
Для других он, как ни бейся,
Не послужит утешеньем.
Но хотел бы я дознаться,
Где истоки этой драмы,
И в своей последней вещи
Намекнул на это сам он.

— Ты о «Генрихе Четвертом»?
Продолжать уже не  надо!
Знаю я, куда ты гнешь!
Генрих, избежавший ада,
Воплотился в Пиранделло.
Ох уж эта молодежь!
Занялись бы лучше делом
Вместо глупой болтовни
О каких-то прошлых жизнях!
Что же вы за христиане?
Вы не то, что по колено,
Вы по шею в оккультизме!

Но наставнику в ответ
Говорит лукаво Тирсо:
— Все же Генрих-император
Пиранделло не приснился.
Эти две судьбы печальных
Наложились не случайно
Друг на друга.
Нет, за этим,
Впрочем,
Как и за всем на свете, —
Тайна.

— Ты ни в чем не знаешь меры!
Ты же должен ехать в Перу,
А потом на Юкатан!
Что же, вместо тренировки
И научной подготовки
Ты в компании балбесов
Будешь ставить эту пьесу?
Или способ ты придумал,
Чтобы быть и здесь и там?

— Это было бы чудесно.
Этот способ, как известно,
Знал вполне реальный парень
Математик Пифагор,
А не только духи в сказках.
Он серьезных изменений
Претерпеть не мог с тех пор.
Размышления об этом
Мы отложим на попозже.
Первым делом едем в Наска,
Но и «Генриха» поставим!
Мой приятель Уго Санчес
Мне поможет.

…………………………………
…………………………………

— Нет, студенческому театру
Этого не потянуть.
И боюсь, что не спасет нас
И театральный институт.

У моей невесты Лизы
Там полно друзей-подружек!
Но кого они играют?
Бандюков и потаскушек!

Ведь Шекспир из моды вышел,
Безнадежно устарел
И смертельно надоел
Всем, кто имени его
Отродясь не слышал.

Но в театральном есть девица —
Ох, ругаться мастерица! —
Вот она-то может нам
Очень пригодиться.

Все на свете прочитала,
А уж где ни побывала —
Два семестра на актерском,
Целых три на режиссерском,
Сценографии отведав,
Перешла на музыкальный,
А теперь-вот напоследок
Подалась в искусствоведы.

Все смеются, Катарина —
Девушка-легенда.
На счету пять факультетов,
Целых ноль boyfriend’а.

Но пока не слышит Лиза,
Я шепну тебе тихонько:
Рядом с нею Кольменарес[2]
Как обычная девчонка.

Комплиментов никаких
Говорить ей не годится.
Не умом, не красотой,
Лишь своею правотой
Наша девушка гордится.

И хотя таких красоток
Можно сосчитать по пальцам,
Ты смотри, старик, держись,
Слишком на нее не пялься.

Говорит со смехом Тирсо,
Обнимая друга:
— Ты же знаешь, как ужасно
Я воспитан, Уго!

И поделать ничего
Не могу с собой, мой милый,
Свято следую тому,
Что мне бабушка внушила.
Хоть меня за эти взгляды
Обзывают ретроградом
(Я уже и сам не рад!),
Но обязан я жениться,
Поглядевши на девицу
Свыше двух минут подряд.

Потому и говорю
Без малейшего пижонства —
Я на женщин не смотрю,
Чтоб не сесть за многоженство.

…………………………………
…………………………………

— Ух как много умных слов!..
Вроде что-то понимает…
Вроде даже похвалила…
Ой, теперь опять ругает…
Надо что-то отвечать,
А в башке такая каша…
В жизни я не видел краше!
Вот ругается опять…

— Это все оригинально,
Это очень-очень смело,
Это просто гениально!
Но ведь эта пьеса — ваша,
А совсем не Пиранделло.

(— Что же он не отвечает?
Мог бы что-то возразить.
Значит, все мои слова
На него нагнали скуку!)

— Синьорина, извините,
Я обязан предложить
Свое сердце вам
И руку.

…………………………………
…………………………………

— Синьорина хочет ехать?
Без проблем!
К экспедициям всегда
Кто-нибудь чужой пристанет.
Только университет
За чужих платить не станет.

…………………………………

— Катарина, я свинья!
Сделал даме предложенье,
Совершенно позабыв
О своем материальном положеньи.
У меня же нету денег,
Нет совсем!
— Но зато есть у меня!


Конец первой части



[1] Ла-Плата – старинное название Аргентины

[2] Гресия Кольменарес – аргентинская кинозвезда 1990-х
годов

Запись опубликована в рубрике Стихотворения и поэмы. Добавьте в закладки постоянную ссылку.